Неточные совпадения
Он догнал жизнь, то есть усвоил опять все, от чего отстал давно; знал, зачем французский посланник выехал из Рима, зачем англичане посылают корабли с войском на Восток; интересовался, когда проложат новую
дорогу в Германии или
Франции. Но насчет
дороги через Обломовку в большое село не помышлял, в палате доверенность не засвидетельствовал и Штольцу ответа на письма не послал.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по
дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами, в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и в городах и в селах, ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во
Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Вина составляли главный доход Елисеева. В его погребах хранились самые
дорогие вина, привезенные отцом владельца на трех собственных парусных кораблях, крейсировавших еще в первой половине прошлого века между Финским заливом и гаванями
Франции, Испании, Португалии и острова Мадейры, где у Елисеева были собственные винные склады.
В сущности, Н.С. Иогансон только «понимал» по-французски, но и то далеко не все, и мы, провожая во
Францию наших путешественников на дебаркадер железной
дороги, недоумевали, что станут говорить и делать в поездке наши вояжеры.
Аграфена Васильевна нашла, впрочем, Лябьевых опечаленными другим горем. Они получили от Сусанны Николаевны письмо, коим она уведомляла, что ее бесценный Егор Егорыч скончался на корабле во время плавания около берегов
Франции и что теперь она ума не приложит, как ей удастся довезти до России
дорогие останки супруга, который в последние минуты своей жизни просил непременно похоронить его в Кузьмищеве, рядом с могилами отца и матери.
— Но я сказал себе: oh, me belle France! [О, моя прекрасная
Франция! (фр.)] если только степь не поглотит меня, то я сколочу маленький капиталец и заведу в Париже контору бракоразводных и бракосводных дел. И тогда ничто и никогда уже не разъединит нас, о,
дорогая, о, несравненная отчизна моя!
— А я так думаю, — сказала Лидина, — что это несчастие случилось оттого, что у вас в России нет ничего порядочного:
дороги скверные, а мосты!.. Dieu! quelle abomination! [Боже! Какая мерзость! (франц.)] Если б вы были во
Франции и посмотрели…
Да во что б ни стало, если ее сиятельство с своей маменькой потащат Оленьку во
Францию, так я выйду на большую
дорогу, как разбойник, и отобью у них мою племянницу и единственную наследницу всего моего имения.
Советник. Да то во
Франции, а не у нас, правоверных. Нет,
дорогой зять, как мы, так и жены наши, все в руце Создателя. У него все власы главы нашея изочтены суть.
— Здесь позвольте мне отвечать вам, — заметил европеец (так мы будем называть нестриженого), — у нас вообще и по шоссе, и по проселочным
дорогам женщина не получила того развязного права участия во всем, как, например, во
Франции; встречаются исключения, но всегда неразрывные с каким-то фанфаронством, — лучшее доказательство, что это исключение. Женщина, которая бы вздумала у нас вести себя наравне с образованным мужчиной, не свободно бы пользовалась своими правами, а хотела бы выказать свое освобождение.
На другой день Топорков сидел с ней в купе первого класса. Он вез ее в Южную
Францию. Странный человек! Он знал, что нет надежды на выздоровление, знал отлично, как свои пять пальцев, но вез ее… Всю
дорогу он постукивал, выслушивал, расспрашивал. Не хотел он верить своим знаниям и всеми силами старался выстукать и выслушать на ее груди хоть маленькую надежду!
И всю
дорогу до Тура, с разными пересадками, меня провожали разговоры испуганных буржуа без малейших проблесков патриотической веры в то, что
Франция не может и не должна позволить так раздавить себя.
Париж в светлую осеннюю погоду, со всем своим историческим прошлым, с кипучей уличной жизнью, красивостью, грацией, тысячью оригинальных картинок, штрихов, деталей, оставлял позади все, что было пережито и в России, и по
дороге до
Франции.
То, что я видел в городах, на узловых станциях железных
дорог, не могло обнадеживать в исходе, сколько-нибудь благоприятном для
Франции. Я видел только новобранцев, или мобилей из плохих офицеров, или более комических, чем внушительных francs-tireurs (вольных стрелков, партизан), мальчиков, одетых какими-то шиллеровскими разбойниками.
С интересом туриста ехал я на Страсбур — тогда еще французский город, с населением немецкой расы, ехал демократично, в третьем классе, и
дорогой видел много характерного, особенно когда из Страсбура отправился к немецкой границе. Со мною сидели солдаты и шварцвальдские крестьяне.
Францию любили не только эльзасцы и лотарингцы, но и баденские немцы. Близость офранцуженных провинций делала то, что и в Бадене чувствовалось культурное влияние
Франции.
«Не моему принципалу чета, — повторял он на дрожках по
дороге на Ильинку. — Этот — Руэр, и лицо-то такое же, точно с юга
Франции. Он Калакуцких-то дюжину съест. Надо его держаться…»
Вот эта причина и заставила меня жить во
Франции под чужим именем, уехал же я из России во
Францию несколько лет тому назад потому, что меня давно тянуло в эту
дорогую моему сердцу страну.
—
Дорогой маркиз, вы, конечно, у себя, но в здешней стране у стен всех домов есть чуткие уши… — заметил он и стал передавать посланнику о симпатии цесаревны к
Франции, намекнув о надеждах, которые возлагает на него Елизавета Петровна.
Франция должна была выдать его России, но он в
дороге бежал, «что в России делают все арестованные».
Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой, Смоленской
дороге, погибель пятисоттысячного нашествия, и погибель Наполеоновской
Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.